— Говори.
Я схватил ее и услышал голос Кислицына:
— Дима, это ты?
— Да, да! Слушай меня внимательно, Коля! Только что из Пролетарки уехал Ухов. Может быть, подастся на Чудово. Фотографией не располагаю. Записывай словесный портрет…
И я продиктовал Кислицыну все, что знал о внешности Г ришки.
— Что Ухов имеет при себе? — спросил Кислицын.
Я не был готов к такому вопросу:
— Чемодан, а может, вещмешок… черт его знает!
— А из документов?
— Наверное, паспорт, военный билет, трудовую книжку…
— Не жирно, — подытожил старший оперуполномоченный. — Таких на Новгородчине тысячи.
— Понимаю, — ответил я, — но надо что-то придумать. Если упустим — конец.
— Ладно, — пообещал Кислицын. — Приезжай прямо на вокзал.
Начальник милиции вышел вместе со мной на шоссе и сам «отловил» для меня попутку. Когда я подъехал к новгородскому вокзалу, поезд на Чудово уже стоял у платформы. Пассажиры штурмовали вагоны. Я отыскал пикет милиции и у входа в него столкнулся с Кислицыным.
— Сняли двенадцать человек, — прошептал оперуполномоченный, — решай, что делать. До отхода поезда остается пять минут.
Он распахнул дверь в пикет, пропустил меня вперед, и я оказался в кругу парней, похожих друг на друга, как близнецы: все были высокого роста, блондины, с правильными чертами лица, в шапках-ушанках, ватниках, брюках и сапогах.
— Ваши документы! — потребовал я.
Часть парней подала паспорта. Ухова среди них не было.
— А у вас? — обратился я к остальным.
— Они без документов, — сказал Кислицын.
— Тогда пусть назовут фамилии…
Парни подчинились, но никто из них фамилию Ухова не произнес. Я и верил, и не верил им! В этой ситуации только предъявление их на опознание могло развеять сомнения, но девчата были далеко, а поезд вот-вот должен был отправиться. И я решил не задерживать парней. Даже если бы среди них нашелся Гришка, из-за него не могли страдать остальные.
Поезд ушел, с его уходом опустел вокзал, надежда на раскрытие преступления снова рухнула. Мне хотелось бросить все и уехать в Ленинград, но Кислицын, который после провала операции не проронил ни слова, неожиданно спросил:
— С чего ты решил, что Ухов подался в Новгород? Может, он остался в Пролетарке?
Такой вариант казался мне маловероятным, но и не мог быть исключен полностью. Он требовал доработки. Возвращаться к тому, что совсем недавно казалось пройденным этапом, не хотелось, однако другого выхода не было, и я скрепя сердце выехал в Пролетарку.
Несмотря на позднее время, работа в райотделе милиции кипела. В тесных коридорах сидели, ожидая вызова, люди, из кабинетов доносились телефонные звонки, голоса. Не задерживаясь, я прошел к кабинету начальника, открыл дверь и рядом с ней, на стуле, увидел зайцевского участкового.
— У нас совещание, — шепнул Иван Васильевич. — Скоро закончится.
Действительно, долго ждать не пришлось. Как только участники совещания стали расходиться, я вошел в кабинет и поделился с Потаповым своей неудачей.
— А ты думал, что все у тебя всегда будет хорошо? — спросил Виталий Павлович. — Напрасно. Давай лучше подумаем, где ты заночуешь. К себе не зову, положить негде — гости одолели. Могу устроить в общежитии стекольного завода или здесь, на диване. Матрац, подушка и одеяло есть.
Я предпочел остаться на ночлег в кабинете и, чтобы не мешать Потапову давать последние указания своим подчиненным, вышел в канцелярию. В ней я увидел одиноко стоявшего маленького неказистого лейтенанта. Неожиданно лейтенант взял меня за рукав и потянул в сторону:
— Можно с вами поговорить? Вы ищете Ухова?
— Да.
— Он здесь, в Пролетарке…
Я еще не опомнился от только что перенесенного потрясения и не верил, что мне может вот так, ни с чего, повезти.
— Часов в семь вечера, — продолжал между тем лейтенант, — я подошел на площади к двум парням. Они еле держались на ногах и пытались останавливать машины. Одного, местного, я знал. У второго попросил документы. Он предъявил паспорт и военный билет на имя Ухова. Я уговорил их уйти с дороги, проспаться и тогда ехать, куда хотят. Они согласились, и местный увел Ухова к себе домой.
— Слушай, помоги! — взмолился я, поняв, что лейтенант не шутит. — Век буду помнить!..
— У меня есть встречная просьба, — ответил лейтенант. — Помогите снять взыскание…
Такого поворота событий я не ожидал. В другой обстановке я, не размышляя, послал бы вымогателя подальше, а тут как-то робко и вроде даже сочувственно поинтересовался у него:
— За что получил?
— За опоздание на работу, — ответил лейтенант.
— Опоздания разные бывают…
— Жена уехала в Новгород, обещала утром вернуться и не вернулась. Пришлось самому ребенка в садик отводить.
— Если так и было, обещаю помочь, — сказал я.
Лейтенант загремел каблуками по лестнице, а я вернулся в кабинет и рассказал о разговоре Потапову.
— Вот шельма, нет бы доложить, а он еще условия ставит! — возмутился Виталий Павлович.
— За что он выговор получил? — спросил я.
— За дело, за опоздание на работу. Распустились, понимаешь, одному дрова привезти, другому ребенка отвести, третьему жену в поликлинику отпустить…
— Но ведь это действительно бывает необходимо. Снимите с него взыскание. Если он задержит Ухова, я поставлю перед областным начальством вопрос о его поощрении. Вам будет неудобно.
Начальник недовольно взглянул на меня:
— Тоже заступник нашелся! — И после длительной паузы, прикинув что-то в уме, сказал: — Посмотрим… Парень он в общем-то неплохой, цепкий… А проучить его нужно было, чтобы не злоупотреблял, и вообще, для порядка.
В это время позвонили из дежурной части. Потапов встал:
— Пошли, посмотрим. Доставил-таки, шельмец, твоего Ухова!
Мы спустились к дежурному. Там на скамейке лежал долговязый, белобрысый парень и мычал. Дежурный подал мне документы парня. Да, это был Ухов. Рядом сидел его приятель. Он молча переводил вытаращенные глаза с дежурного на начальника, с начальника на Гришку и вновь на дежурного. Я задал ему несколько вопросов и, узнав, что с Гришкой он познакомился только сегодня, отпустил домой. Ухова же я попросил перевести в камеру, до вытрезвления.
Ночью мне не спалось, не давали покоя мысли о предстоящем допросе Ухова. Утром сквозь дремоту я услышал шаги. Дверь в кабинет открыл Потапов.
— Как самочувствие? — спросил он, зажигая свет.
— Неважное, — ответил я и взглянул на часы. Было начало седьмого.
— Ничего. Сейчас поправим.
Виталий Павлович развернул на столе газетный сверток, в котором оказались кусок вареного мяса, пара луковиц, несколько картофелин в мундире и пирог с капустой, достал из шкафа кипятильник, кружку, начатую пачку чая и занялся приготовлением завтрака.
— Какие планы на сегодня? — поинтересовался он, когда я сел за стол. — Машина понадобится?
— Первую половину дня отвожу для допроса. Во второй, если Ухов не признается, надо будет съездить в Зайцево, привезти свидетелей, чтобы предъявить его для опознания и дать очные ставки.
— Понятно, — сказал Потапов, — занимай соседний кабинет, а я пойду в дежурку, выясню, на ходу ли машина.
Я позавтракал и вызвал Ухова на допрос. Войдя в кабинет, Гришка сел, закинул ногу на ногу, втянул подбородок в расстегнутый ворот ватника, засунул руки в карманы брюк и больше эту позу уже не менял. Сначала он делал вид, что не слышит вопросов, потом немного оттаял и рассказал, что на ремонте шоссе трудился вплоть до завершения всех работ, в свободное время ходил в сельские клубы, играл там на баяне, был знаком со многими девушками, однако никаких бус никому не дарил и ничего о краже ящика с ними не знает. Свой уход с работы в леспромхозе он объяснил тем, что давно хотел завербоваться на лесоповал в Коми АССР, но колебался и, чтобы полностью разделаться с сомнениями, попросил уволить его немедленно.
Дальше этого Ухов в своих показаниях не пошел. Просидев с ним до наступления темноты, я прекратил допрос, отправил Ухова в камеру задержанных и попросил у Потапова машину.
— Шофер целый день провозился с ней. Сейчас доложит, удалось ли что-нибудь сделать, — сказал Виталий Павлович.
Зазвенел телефон. Потапов снял трубку и заерзал на стуле, пытаясь перебить кого-то:
— Подожди, я тебе говорю: подожди! Ну вот так-то. В армии ты служил, уставы зубрил, а доложить, как положено, не умеешь! Все «беспокою» да «беспокою». Запомни раз и навсегда: беспокоит только вошь, а подчиненный докладывает! Понял? Как твой «мерседес»? Сейчас поедешь со следователем в Зайцеве. Всё!
Через полчаса шофер остановил милицейскую машину прямо у избы участкового. В ее окнах горел свет. Я выпрыгнул из кабины, вошел в сени и остановился, услышав мелодию знакомого романса: